Интервью
Александра Абакшина:
«Я режиссер и парикмахер»

Интервью: Ольга Виноградова
Рубрика #интервью – это беседы с режиссерами, представляющими актуальные тенденции современного театра. Всем им предложена одна схема вопросов – о природе театра и своей профессии, задачах критики, направлении развития театрального искусства.
Александра Абакшина/Пистолетова – молодой театральный режиссер, перформерка, со-основательница постанатомического театра «Maailmanloppu». Закончила магистерскую программу СПбГАТИ (РГИСИ) «Проектирование спектакля» (руководитель курса Марат Гацалов).

Среди работ – детский спектакль «Умная Маша» на экспериментальной сцене Балтийского дома; мюзикл «Обрезание бескрайней плоти»; аудио-визуальный спектакль «Мама, ты долбишься в глаза?»; «Невесомость», показанный в московском «Театре.doc»; «Семь предикатов Саломеи/OYAGG». В 2019 году на летнем фестивале искусств «Точка доступа» были представлены два проекта режиссера – «Лучше, чем Dior» и совместная работа с театром-студией «На Гороховой» – спектакль «За чертой». Сотрудничает с драматургом Алиной Шклярской.
Ольга Виноградова: Какова роль театра в современной жизни и есть ли ему замена в XXI веке?
Александра Абакшина: Тут непросто. Про замену не могу сказать, может какое-то содружество практик. Как например театр и современное искусство.
В смысле синтез?
Нет, не синтез, просто рядом, просто вместе, на одном пространстве, например. Не пространство как территория, а вообще. Про роль театра – мне кажется, что она освобождающая, перепрезентация актуальных идей. Мы в нашем театре «Maailmanloppu» вместе с моей коллегой Алиной Шклярской представляем себе, что наши спектакли это как книжки-панорамы. Вот детские книжки, которые ты разворачиваешь, и у тебя там встает мир какой-то, лес или свиньи, в зависимости от сказки. Так и встают идеи. Для меня поставить спектакль это поставить идею. Освобождающая функция театра – чтобы радостно было. И приходило ощущение нового.
А есть замена театру в XXI веке?
Так а зачем? Нет. Театр должен существовать.
Почему?
Потому что я им занимаюсь.
Все актеры вписываются в те или иные амплуа. Какие амплуа есть у режиссеров?
Амплуа… можно так сказать, конечно, просто я с артистами давно не работаю.
Почему?
Потому что я не работаю в театре. А приглашать на проект артистов из других театров нет смысла, у них уже есть занятость, и языки у нас немного разнятся. То есть я не могу ответить им на вопросы, которые они задают. Чисто психофизически. Я не работаю с задачами, со структурой. И у режиссеров, наверное, можно выделить такие амплуа, как например «режиссер-шут». Он всех веселит, и на репетициях все наслаждаются его шоу. Репетиция это шоу. Может быть «режиссер-диктатор»… Это зависит от того, как он ведет репетиции. Я, например, «женщина-режиссер», я мягкая. Но это не амплуа, это форма. Тот контур, с которым я совпадаю. Амплуа – это что? Это то, с чем контур актера совпадает. Психологически, физиологически и какой угодно контур. И я совпадаю и разрабатываю то, что называется «женская режиссура». Работаю с теми, кому интересна тема, которую мы развиваем.
И это не человек-актер?
Это преимущественно не человек-актер.
Что (кто) придет на смену режиссеру?
Есть такие эксперименты, когда куратором выступала умершая мышка. Вот она гнила, и от ее гниения всё зависело. Объектно-ориентированный способ. Превратно понятое кураторство, но это смотря как понимать режиссуру, я называю себя режиссером или режиссеркой, мне неважно. Но это проектирование. Можно сказать, что это режиссер, который проектирует спектакль. И проектировать будет режиссер.
Всегда?
Зависит от метода. Понятно, что это могут быть не диктаторские техники, и это не значит, что ты расшариваешь свою идею на всю команду. Может быть по-разному. Но так или иначе, это может быть не центр. Как я говорю – «везде периферия». Режиссура может выглядеть как периферийное распределение. «Инженер» – можно так сказать. Инженер спектакля. Хотя это не точно, ведь инженер это все-таки другая профессия. Но проект есть проект. Я бы не убирала это слово «режиссер». Он аккумулирует не энергию, не смыслы, но он намечает векторы и собирает.

А в перформативных практиках – режиссер?
Я считаю, когда говорят «режиссер поставил перформанс» – это неверно. Если говорить про перформанс как законченное произведение, то тот, кто этот перформанс делает, он его и автор. То есть я не могу позвать людей и сказать «прыгайте в воду». Потому что это какая-то хореография, я руковожу их телами. Поэтому в случае с перформансом, слово «режиссер» не подходит. Это автор и исполнитель одновременно. Если это группа перформеров – они делают это вместе, они понимают, что с их телами будет происходить, потому что в перформансе тело – это номер один.
Что требуется от актера, кроме того чтобы он не мешал режиссеру?
Почему не мешал? Я не знаю такого критерия, я не работаю с артистами.
А когда работала?
Ничего, все в порядке.
А в твоем спектакле «За чертой» были заняты актеры?
Студенты режиссерского факультета.
И ты давала команды/задачи, курировала?
Команд и задач не было, но кураторство – да. Кураторство в том смысле, что ты разворачиваешь тему так, чтобы это не скатилось в гуманизм и спасение человечества. Потому что когда юная душа – она хочет спасать человечество. И мне нужно было предупредить это. Это концептуальная рамка, я отвечала за концептуальную рамку. Поэтому я считаю себя куратором в этом проекте. Не всегда получалось эту рамку четко держать. Все равно границы растворялись, потому что ребятам хотелось проявить свою сердечность. И я за это им тоже благодарна, потому что у меня в плане сердечности – провал. Тут мы давали друг другу взаимный обмен. Важно, чтобы с людьми, с которыми работаешь, происходило взаимное форматирование.
«Лучше, чем Dior» – это спектакль? Без актеров?
«Лучше, чем Dior» это спектакль, где тоже нет ни актеров, ни перформеров. Есть участники, которые отвечали за свой блок. Если зритель хотел – он мог тоже поучаствовать. Ему предлагался ряд практик – например перешить старую одежду, и кто-то подключался, а кто-то наблюдал. Это спектакль про копии, про фейки.
Конкретизирует ли режиссер зрителя, на которого ставит спектакль?
Я не конкретизирую. Для этого нужно слишком большое воображение. Просто меня что-то изумляет и мы делаем проект. О зрителях мы думаем только в том смысле, чтобы им было комфортно. Это главное.
Каковы с точки зрения режиссера задачи критики?
Критика – это очень важно, я сама хотела бы и начинаю писать критические тексты. Это хорошая практика, думаю, что это именно концептуализация. То есть, существует что-то, что до конца не концептуализировано, не разобрано. Или плохой спектакль, например. Человек должен знать, что он поставил плохой спектакль. Я все читаю, и про нас, и про других. Про других готова писать, что это плохой спектакль. Я сходила на «Ressurexit Cassandra» Яна Фабра и этот спектакль – полный шлак. И почему бы не написать про это. Но «полный шлак» это не критика. Нужно сесть и разобраться что не так с этим.
А критика может быть объективной или это всегда субъективно?
Ничего плохого в субъективности не вижу. Главное какая база и какие аргументы. Почему я могу сказать «это шлак»? – потому что этот спектакль абсолютно оторван от реальности. Ни о чем. Есть произведения, которые оторваны от реальности, но они меня качают, заводят. Ты в этих композициях находишь свою методологию, видишь, как тебе потом работать, вообще по жизни. Наверное, критик не может так сказать – «это полное говно». Ты садишься и думаешь – почему. Критика идет после слова «почему». Сейчас я говорю про свое впечатление, которое было крайне негативным. У меня есть и положительные критические статьи, и это тоже важно, но все равно ты должен понимать, что это было за наслаждение. В критических текстах тоже должно быть наслаждение. Критик, когда пишет, он пишет о впечатлении, и он создает впечатление. Для меня многие критические тексты – это впечатление. Я могу не видеть работу, но я буду наслаждаться от этого текста, как он работает со мной и дает мне методы.
Можно сказать, что критика – это рефлексия?
Критический текст – это, может, чуть больше, чем рефлексия.
А какую задачу в современном спектакле выполняет пьеса?
Для меня это всегда номер один. Я не могу без текста. Обожаю тексты, слова. Мы с Алиной, моей коллегой, разрабатываем такой тип текста, который бы имел поведение. И в этом смысле мы может быть не очень много времени уделяем визуальным вещам, потому что текст совершает перформанс. У него есть поведение. Какие-то пружины внутри, которые могут запускать поведение.
Наталья Степановна Скороход говорит, что сегодня драматургия развелась с театром, это правда?
В нашем театре нет. Алина драматург, я режиссер. Я не представляю, что я буду делать без текста. Есть спектакли пластические, но это не мой язык.
Какую пьесу ты заказала бы Антону Павловичу Чехову?
Я бы пригласила его в наш новый проект про мужскую беременность!
Что необходимо для достижения катарсиса?
Мимесис. Мне кажется, театр не может быть без мимесиса.
Что такое мимесис?
Сложный разговор. Мимесис – это совпадение с контуром, ситуацией или событием. Со словом.
Какой твой личный рейтинг составляющих спектакля: актер, режиссер, сценография, текст, музыка, зритель… что-то другое?
Мне кажется, что все эти элементы никакого отношения к театру не имеют, и потому эту иерархию можно обнулить.
Почему?
Не знаю, наверно, что-то важно. Для меня важен мимесис, текст важен, компания с кем я работаю, место, где мы будем это показывать, и кто придет.
Почему?
Потому что потом обсуждение. Часто у нас обсуждение идет вторым актом.
Почему?
Потому что это такие темы, которые потом хочется дополнительно проговорить. Вот кстати, в «За чертой» мне кажется, не нужно было проводить обсуждение. Это превращалось в шоу «Пусть говорят». Мне это обсуждение сказало о том, что не нужно делать это обсуждение. На форму это не повлияло. В «Лучше, чем Dior» обсуждение происходит внутри.
P. S.
– Вообще я думала, ты спросишь, что такое театр.

– Что такое театр?

– Мимесис!

– А кто классный из режиссеров?

– Не только режиссеры, но вообще занимающиеся сценическим искусством и художники, перформеры: Вирджиния Барратт (и группа VNS-matrix), Young Boy Dancing Group (YBDG), SexLab, Reality Research Center из Хельсинки, а конкретно их спектакль «Sleeping Beauty», Антон Павлович Чехов, японская художница Sputniko!, Антонен Арто, Джесс Добкин и ее перфоманс «Станция лактации», Константин Станиславский, Маркус Бальдемар (Стокгольм, дрэг-квин и танц-художник ), Вали Экспорт, Коля Спесивцев и Дина Жук (Минск-Москва). Скорее всего, кого-то забыла..

– Что тебя заводит как режиссера?

- Киберфеминизм. Да много чего заводит. Я от парикмахерского дела сейчас завожусь. Мы планируем спектакль-стрижку. Не знаю, как это будет выглядеть. Тема «срез». Срез волос, срез знаний, виды среза и зачем.
Ольга Виноградова
Всё из раздела «Практика»