Быть сознательным гражданином в Санкт-Петербурге по-прежнему нелегко: на пути к раздельному сбору мусора и разумному потреблению лежит масса препятствий. Но эко-повестка постепенно входит в нашу повседневную жизнь: во дворах стали появляться контейнеры для разного вида мусора. По городу установлены пункты приема старой одежды. В магазинах встречаются боксы для крышечек, лампочек и батареек. В детских садах и школах чаще говорят с детьми об экологии, выходят красивые детские книги, проходят культурные и общественные акции.

Вряд ли можно исправить ситуацию одной глобальной реформой – эффект от внедрения новых технологий должен быть подготовлен. Беспокойство о состоянии окружающей среды, эко-привычки не придут сами по себе завтра и даже послезавтра. Есть ли в обществе запрос на экологию? В театральном – нет, как утверждают эксперты.

Но что-то такое есть.

Всероссийский фестиваль зеленого театра «Экотопия: Экология/Действие», организованный по инициативе фонда «Культурная политика» прошел с 26 по 28 ноября на Новой сцене Александринского театра. Четыре спектакля основной программы, лаборатория, лекции, дискуссии, мастер-классы, перформансы – насыщенный график для явления, которое еще только набирает обороты.

Разговор о театральном фестивале, посвященном экологии, неизбежно расходится в две стороны: проблемы экологии и проблемы театра. Можно ли говорить об экологии средствами театра? – почему нет, можно и нужно. Другой вопрос – как говорить, какую выбрать форму? Как соблюдать баланс между театральным и социальным? Если мы говорим о спектакле, то неизбежно затрагиваем критерии художественного произведения: замысел, композиция, работа с текстом, существование актера и проч. Как воспринимать и оценивать «экологический» театр?

Прикладной театр

В английском языке есть термин applied theatre – «прикладной театр», высшая цель которого – благоприятные улучшения в обществе (Джеймс Томпсон). Под это определение подходят все четыре спектакля основной программы. Все они – в равной степени социальны и художественны, всех объединяет поиск новых выразительных средств для реализации конкретной задачи, при сделаны они в абсолютно разной эстетике.

Спектакль открытия «Eco To Go» – «документальный спектакль-конструктор о том, как трудно быть экологичным» (режиссер Мария Сапижак) можно рассматривать как манифест зеленого театра. Это социальный, документальный театр, но не совсем в привычном для нас понимании этих определений. Природа его социальности ближе к Брехту: в том смысле, что по форме – это в первую очередь театр, а уже потом социальное высказывание.

Сразу обращает на себя внимание работа художника (Елена Соколова) – актеры-перформеры как бы в повседневной одежде, но их общая цветовая гамма продумана и создает яркое стилевое единство натуральных тканей и натуральных оттенков. Это красиво и театрально – что редкость в документальном театре. Минимум бутафории – высокие стулья, куб-кафедра в центре сцены, на ней игрушечные продуктовые тележки. Пустое пространство, в которое легко и естественно вписывается зритель из зала, когда его приглашают выйти на сцену.

То же самое касается драматургии (Алина Шклярская): актеры как бы просто произносят документальные тексты – истории людей, которые сталкиваются с разного рода проблемами на пути к экологичности и осознанному потреблению. Но эти тексты структурированы и смонтированы, истории разбиты тематически: тема каждого эпизода титрами высвечивается на экране: «Выживут только пакетики», «Выгорание», «Так победим» и проч. Композиция движется от завязки к кульминации и затем к развязке.

Наконец, режиссер использует чисто брехтовский прием: сначала актер говорит как бы от себя чужую историю и какое-то время существует в этом образе (что в документальном театре часто выглядит не очень искренне), но потом неожиданно выходит из роли – и становится собой (или кем-то третьим). Эта дистанция между персонажем и образом только усиливает эффект – ты понимаешь, что за документальными историями есть личная позиция конкретного исполнителя, которому тоже есть что сказать. (Даже если нечего сказать – это тоже позиция). Есть место интерактиву, но зрителю не навязывают какое-то игровое действие, ему предлагают быть собой и вместе с перформерами ответить на список вопросов, переходя из одной стороны сцены в другую. Или прочесть (по желанию) чужую историю, или поделиться своей, сделать шаг вперед – или не сделать. Благодаря такой наглядной статистике, зритель ощущает сопричастность к происходящему.

«Eco To Go» – это театр без катарсиса, но с замещающим его терапевтическим эффектом, соединяющий современные тенденции театра и понимание природы театральности. Используя средства театра, зрителя вовлекают в действие и погружают в контекст, проводя через разные стадии осознания проблемы – от восторга до отчаяния, и наконец, осознания и принятия своего выбора.

Впечатляет минимализм отобранных средств: этот «спектакль-конструктор», где каждый член команды отвечает за свою часть конструкции, можно было бы считать манифестом осознанного потребления и в художественном смысле.

Так же минималистичен танцевальный перформанс Алексея Нарутто «Черное небо», который поднимает проблемы последствий экологических катастроф. Зритель видит документальные кадры на экране, слышит высказывания реальных людей в записи. Спиной к зрителю сидит исполнитель, его обнаженная спина сливается с графикой экрана. Долгое время мы видим только спину, потом ритм нарастает, гаснет экран, в пустом пространстве возникает отчаянный сольный танец Алексея Нарутто. Пластика сначала просто дополняет документальный план, чтобы потом стать самостоятельным эмоциональным комментарием, мощным художественным образом, усиливающим осознание проблемы.

Во всех названных спектаклях идет поиск баланса между практическими задачами и собственно театральными, ищутся новые формы для адекватного разговора о реальных социальных проблемах, о которых, с одной стороны, нельзя сказать прямо в лоб, с другой –вряд ли стоит стремиться к многосложности. Цель такого театра – не вызвать сочувствие к какому-то герою или частному случаю, но скорее, через поиск новых художественных средств дать зрителю осознать масштаб проблемы, ощутить общность и одновременно личную ответственность за происходящее (всё-таки театр – самое действенное из искусств!).

Еще один спектакль основной программы – «Пакетик, который хотел быть нужным» (драматург Гуля Насырова, режиссер Петр Чижов). Пьеса для театра кукол, в которой Пакетик стремится попасть в переработку, старое радио слушает Джаз, Скворец-активист ведет блог в твиттере. Она вся состоит из парадоксальных игровых ситуаций и ярких типажей, неживые предметы ведут философские диалоги с живыми существами. Тот редкий случай, когда в основе спектакля про экологию – пьеса про экологию, не документальная, а максимально условная и игровая.

Режиссер поставил ее в формате читки с «особенными» актерами проекта «Квартира», точно угадав легкость их попадания в этот «особый» взгляд на природу, простоту ее оживления, без попытки психологического оправдания персонажей. Действие обрамлено музыкой – ремарки подаются в стиле оперной оратории, играет арфа. В целом этот спектакль можно было бы считать образцом наивного стиля в театре. Если бы не одно «но».

Наблюдая за актерами «Квартиры» от спектакля к спектаклю, можно было видеть, как они раскрывались, преображались на сцене, как органично их существование в предлагаемых обстоятельствах, кажущихся странным для погруженного в себя современного человека.

Но в определенный момент возникает этический вопрос: где грань между помощью – социальной адаптацией людей с особенностями развития и дальнейшей эксплуатации их «особенности»? Дело не в спектакле, но в двух незапланированных режиссером эпизодах: в самом начале один из актеров не хотел читать роль, потому что ему не дали возможность произнести вступительное слово. Только после того, как он его произнес, спектакль продолжился. Второй момент – другой актер, читающий текст своего персонажа, заведомо настраивал публику на реакцию, добавляя комментарии от себя. В ком-то из зрителей это вызвало смех одобрения, а в ком-то неловкость.

Проблема в том, насколько применим здесь термин «одобрение»? Допускается ли подобная вариативность как условие игры конкретно в этой структуре? Какая реакция требуется от зрителя – сочувствие или наблюдение? Наконец, насколько не опасна эта возникшая потребность произвести эффект и что будет с «особенными актерами», если зрители или сами практики устанут от инклюзивного театра? Не хотелось бы, чтобы это перешло за ту грань, которую допускает в своих спектаклях Пиппо Дельбоно, эксплуатируя специфические качества своих актеров и превращая их в персонажей фрик-шоу.

Прикладной театр

Спектакли основной программы чередовались с эскизами, сделанными в рамках лаборатории специально к фестивалю. Их соотношение было неравнозначным, что в первую очередь связано с самим форматом лаборатории. В отличие от экологии, лаборатории давно и прочно утвердились в практике отечественного театра. Лаборатории даже стали восприниматься как возможность высказывания, которое можно вписать в любую тему. Не всегда понятно, на что направлены усилия авторов, если дальнейшая жизнь эскиза под вопросом. Как результат –эклектичность работ, ощущение случайности темы.

В большинстве эскизов никак не был обозначен вопрос сочетания формы и заявленной проблематики. Тема экологии, к примеру, загонялась в рамки условно «психологического театра»: в эскизе Ольги Пыжовой «Золото» речь идет о серьезной экологической катастрофе в Сибае (Башкортостан), а в центре внимания – семейная драма, полная бытовых нюансов, мелодраматических поворотов, ярких характеров. Условность видеоряда (документальная съемка города) и относительно пустое пространство сцены странно сочетались с настоящими зимними куртками актеров, бытовизм и мелодраматизм уводил от собственно экологической проблемы. Была ли это проблема? Да, в качестве фона. Но фоном этой истории могла быть и любая другая актуальная повестка: социальное неравенство, низкий уровень жизни регионов, вера в жизнестойкость человека…

Многозначительно и даже слишком выглядел эскиз «Рассерженные вещи» (автор идеи и драматург Никита Мищенко, режиссеры Татьяна Мищенко и Татьяна Ра). «Ропот-опера о поиске коммуникации», сочетание оперных партий, поэтического текста, публицистических текстов о производстве тканей, современных технологий, и наконец вовлечения зрителя в процесс создания спектакля… Внешне всё очень эффектно. В центре сцены – большой свадебный стол, герои – Он и Она. Остальные гости представлены в виде костюмов, сделанных очень добротно, детально (художник Дарья Гончарова). В финале медленно, медленно, очень таинственно актеры рассаживают за столом реальных зрителей. Их места в зрительном зале занимают костюмы.

Слишком сложная структура в итоге разбивает представление на составные части. Зрителю предлагается вслушиваться в пение, участвовать в записи текста, изучать красивые костюмы и одновременно пытаться всё это объединить в восприятии. А если представить, что не работает вай-фай?.. Тексты про процесс производства тканей, которые сами зрители должны были записать на диктофон во время спектакля и отправить через чат организаторам, тоже с легкостью можно заменить на тексты про роковую любовь, или тексты про сокращение бюджета на культуру… в зависимости от запроса. (видеозаписи остальных эскизов можно посмотреть в группе ВК).

«Как говорить об экологии средствами театра?» – этот вопрос пока остался за кадром и лабораторных эскизов, и фестивальных дискуссий. Как специфика театра может помочь в решении проблемы? Поиск и рабочее обсуждение выразительных средств, адекватной формы, постановки целей и задач – неизбежно должны присутствовать фоном. Или не должны и тогда разговор может в принципе сместиться с театра на более общие вопросы. Возможно, стоит расширяться в сторону других искусств, делить искусства по дням, а обсуждения по секциям… Если же сосредоточиться на театре, тема экологии сама по себе не может быть критерием качества или отбора - иначе можно быстро скомпрометировать концепцию.

Фестиваль «Экотопия» – это теория малых дел в действии. Сегодня в театре нет массового запроса на экологию, нет драматургических текстов, нет интереса продюсеров и практиков – а через несколько лет не будет более актуальной театральной повестки. Во-первых, потому что другие темы себя исчерпают, во-вторых – потому что проблема никуда не денется, она одна на всех. Возможно, социально-ориентированный театр, которому есть что сказать, спасет русский театр от рутинного поиска смыслов и бесконечной интерпретации классики.

P.S.
Почему в Швеции закончился мусор? Потому что еще сто лет назад шведские аристократки выходили замуж в черных платьях. Белое платье считалось признаком расточительства, в нем венчались только простушки. Белое свадебное платье можно надеть всего один раз в жизни. А вот роскошное черное платье пригодится как минимум дважды: идеально и на свадьбу, и на похороны. Чем не театральный сюжет.