Рецензии
Три единства
Вадим Максимов
"ТРИ"
Театр поколений
Лекция о времени в пьесе А.П. Чехова "Три сестры"
Постановка Максима Карнаухова
Сценография и костюмы: Дарья Каминская
Драматург: Элина Петрова
Действующие лица и исполнители:
Лектор 1, Ольга — Наталья Пономарева
Лектор 2, Маша — Ниеле Мейлуте
Лектор 3, Ирина — Регина Ацапкина
Театр поколений
Лекция о времени в пьесе А.П. Чехова "Три сестры"
Постановка Максима Карнаухова
Сценография и костюмы: Дарья Каминская
Драматург: Элина Петрова
Действующие лица и исполнители:
Лектор 1, Ольга — Наталья Пономарева
Лектор 2, Маша — Ниеле Мейлуте
Лектор 3, Ирина — Регина Ацапкина
Фото: Белла Рич
Современный режиссер, берущийся за «Три сестры» или любую классику, может ничего не знать о её постановках, но он все равно учитывает некое абстрактное представление зрителя о сюжете пьесы. Поэтому отказ от текста, его замена предполагают сам основной текст и игру с ним.
В спектакле Максима Карнаухова вместо реплик героинь на зрителя обрушиваются долгие монологи по поводу времени и пространства в пьесах Чехова. Ход вполне закономерный, объективно приводящий к ощущению того, что перед нами не Ольга, Маша и Ирина, а некие исполнители или «лекторы», громоздящие увлекательное, но сугубо повествовательное словесное сооружение.
В спектакле Максима Карнаухова вместо реплик героинь на зрителя обрушиваются долгие монологи по поводу времени и пространства в пьесах Чехова. Ход вполне закономерный, объективно приводящий к ощущению того, что перед нами не Ольга, Маша и Ирина, а некие исполнители или «лекторы», громоздящие увлекательное, но сугубо повествовательное словесное сооружение.
Фото: Белла Рич
Поэтому, когда звучат наконец реплики сестёр, кажется странным, что они произносятся так же пафосно и повествовательно. Никакая конфликтность, никакое противоречие не задается с самого начала. Перед нами «Три сестры», разыгрывающие всех персонажей пьесы.
Таким образом, фабулой становится сам чеховский текст.
Однако спектакль насыщен множеством пластических образов, действий, не связанных с плотным потоком текста. Собственно, сюжет выстраивается именно на пластическом уровне. Эти яркие образы отражают борьбу центральных героев с другими персонажами, но борьбу со всеми скопом. Все персонажи обозначены шинелями с бирками. Маша надевает шинели на Ирину – все. Нет никакой дифференциации персонажей. Потом Ирина разыгрывает с двумя шинелями диалог Тузенбаха и Солёного. Для неё нет разницы между ними. Очень эффектно и сценично, но это только один приём, не становящийся эстетикой спектакля. Ирина пытается сжечь путеводитель по Москве, а Маша её останавливает. И т.д.
Таким образом, фабулой становится сам чеховский текст.
Однако спектакль насыщен множеством пластических образов, действий, не связанных с плотным потоком текста. Собственно, сюжет выстраивается именно на пластическом уровне. Эти яркие образы отражают борьбу центральных героев с другими персонажами, но борьбу со всеми скопом. Все персонажи обозначены шинелями с бирками. Маша надевает шинели на Ирину – все. Нет никакой дифференциации персонажей. Потом Ирина разыгрывает с двумя шинелями диалог Тузенбаха и Солёного. Для неё нет разницы между ними. Очень эффектно и сценично, но это только один приём, не становящийся эстетикой спектакля. Ирина пытается сжечь путеводитель по Москве, а Маша её останавливает. И т.д.
Из всего этого складывается чёткая структура. Три сестры сливаются в один актантный субъект.
У Чехова все остальные персонажи строго выполняют, хотя и меняют, актантные функции – помощники и противники. Спектакль совершенно не обязан следовать структуре пьесы, но он должен предложить свою структуру. Сёстры, играющие с персонажами, примеряющие маски, в кульминационной сцене сливаются в единый персонаж (хор). Все оказываются в одинаковых черных комбинациях. Три персонажа субъекта сливаются в один персонаж. Это вполне современное воплощение чеховского межличностного конфликта.
У Чехова все остальные персонажи строго выполняют, хотя и меняют, актантные функции – помощники и противники. Спектакль совершенно не обязан следовать структуре пьесы, но он должен предложить свою структуру. Сёстры, играющие с персонажами, примеряющие маски, в кульминационной сцене сливаются в единый персонаж (хор). Все оказываются в одинаковых черных комбинациях. Три персонажа субъекта сливаются в один персонаж. Это вполне современное воплощение чеховского межличностного конфликта.
Фото: Белла Рич
В развязке разыгрываемые маски исчезают, упаковываются в мусорные мешки и отправляются то ли на помойку, то ли в Москву. Но это не становится развязкой.
В финале сёстры вновь обращаются к литературному потоку. Эти письмена, которые пишутся мокрой тряпкой на сцене и звучат фонограммой, вполне подтверждают разрушение, исчезновение субъекта-персонажа. Но с формальной точки зрения – здесь не происходит взаимоуничтожения формы и содержания, так как «литература» видоизменяется, но остается.
Можно сделать вывод, что вместе с героями исчезает и чеховская пьеса, а остается литературно-критическая рефлексия о ней. Но это, пожалуй, уже придумывание смысла на основе отдельных формальных приемов.
В финале сёстры вновь обращаются к литературному потоку. Эти письмена, которые пишутся мокрой тряпкой на сцене и звучат фонограммой, вполне подтверждают разрушение, исчезновение субъекта-персонажа. Но с формальной точки зрения – здесь не происходит взаимоуничтожения формы и содержания, так как «литература» видоизменяется, но остается.
Можно сделать вывод, что вместе с героями исчезает и чеховская пьеса, а остается литературно-критическая рефлексия о ней. Но это, пожалуй, уже придумывание смысла на основе отдельных формальных приемов.
Фото: Белла Рич
Вадим Максимов
Всё из раздела «Практика»