Нечасто на современной сцене видишь спектакль, который представляет собой некую замкнутую структуру, выдержанную в едином стиле. Александринская «Тварь» – такова. Однако эта целостность полностью определяется драматургией спектакля. И следует признать, что литература заполнила театр, а сцена не преодолела литературу, что она обязана делать, если мы говорим о театре.
Модернистско-символистский роман Федора Сологуба переведён Валерием Семеновским в плоскость постмодернизма. Сюжет романа стал фабулой пьесы «Тварь»: история Ардальона Передонова и Варвары с вплетающимися туда коллизиями «эмансипе» Преполовенской и Павлушки, Людмилочки и Сашеньки – стала всего лишь внешним слоем. А сюжетом стал слом всей мировой культуры предсимволизма. Сюжет начинается, как и положено, с завязки, когда выясняется, что Бог неожиданно умер. Пришла нравственная и сексуальная свобода. Что же делать учителям российской словесности? С одной стороны, учителя приспособились: пустились во все тяжкие, но успешно преподают патриотизм. Однако в кульминационной сцене преподавательский состав коллективно оплёвывает бюст Льва Толстого, а в развязке – разбивает и топчет бюст Пушкина. Тем самым, изначальное противоречие не разрешается и не может разрешиться, а обращается в свою противоположность.
Сюжет повествует о «сломе мозгов» (всегда актуальном): национальная миссия русского народа, христианские скрепы – в конфликте с тотальным доносительством и сексуальной свободой абсолютно всех, включая Графиню (в воплощении Светланы Смирновой на киноэкране).
Этот конфликт развивается в пространстве бесконечных цитат и архетипов от Державина до Захер-Мазоха. Литературный слой (где-то открытый, а где-то обозначенный намёком) и составляет ту реальность, в которой действуют герои, но эти герои уже не персонажи Сологуба.
Ближе к финалу Передонов (Иван Ефремов) будет долго перечислять имена всей российской словесности, и сообщит, что все они умерли.