Продолжаем хронику лабораторий современного танца программы Консерватории #IST. В конце 2022 года на Новой сцене Александринского театра было представлено две новых работы, которые были показаны в два отделения.

«Сейчас наступит малюсенький промежуток времени, когда внутри есть уверенность в том, что в ближайший час точно ничего плохого не произойдет», – сообщил нам голос. Так началась постановка «Качающаяся луна» А. Нарутто и О. Тимошенко в исполнении танцовщиков #IST26.

В черном пространстве сцены появляется танцовщица, с которой постепенно начинают взаимодействовать другие исполнители. Голос продолжает убеждать в том, что нам необходимо на время попрощаться с «кричащей» реальностью и погрузиться в вечное движение. Нет – музыке, да – естественному шуму сценического пространства, дыханию зрителей, скрипящим ярким кедам/кроссовкам танцовщиков, совершающих движения одно за другим.

Танцовщица плавными движениями рук вторит произносимому тексту. Язык жестов синтаксически соотносится с хореографическим текстом, тем самым изначальная функция языка жестов утрачивается, и он трансформируется в театральный язык. Этот прием, задуманный хореографами, и создает то ощущение отстраненности от реальности, оставшейся за пределами театра. Погружение в пространство танца голос обозначает как «нашу общую практику».

Подходящие к танцовщице исполнители вносят свои оттенки в текст пластики: от пульсирующих холодных движений до скользящих теплых. Концентрация – расслабление – концентрация как основной принцип работы.

Пространство наполняется музыкой. Звучит композиция Джейн Морган «If only could live my life again». Дуэт двух исполнителей повторяет весь хореографический текст условного эпиграфа. Музыка затихает, и снова появляется голос, рассуждающий о понятии тишины: «место силы», «моя комната», «огонь» и т. д. Мы можем выбрать ассоциацию, близкую к нам.

Нестрогость композиционной формы даёт хорошую возможность игры с приёмом контраста. Медитативная атмосфера сменяется на активную. Две исполнительницы, врываясь прыжками в тихое пространство сидящей на коленях танцовщицы, не нарушают его, а расширяют. Вслед за ними на сцене появляются все исполнители #IST26.

Пространство заполняет песня Нины Симон «See-Line Woman». Интенсивность движений, музыка, простые костюмы черного цвета, яркие кроссовки в черном пространстве сцены удивительным образом подчеркивают красоту тел исполнителей, их хореографический рисунок. Работа с приемом «концентрации – расслабления» выстроена хореографами точно. Смена темпа не разрывает композиционной формы спектакля, а лишь усиливает внимание на отдельных танцовщиках, на их движениях. У всех исполнителей один хореографический текст, но наше внимание выхватывает у одного – взмахи рук, у другого – перекат по планшету сцены, у третьего – махи ногой и т. д., – и все это создает в нашем воображении общий пластический рисунок.

Стоит отметить, что исполнители #IST26 на этом показе взаимодействовали друг с другом как единое целое. Безусловно, это огромная работа, проделанная танцовщиками и репетиторами курса. Они больше не ищут друг друга глазами по сцене, они чувствуют партнера/ов. В массовой мизансцене под трек Нины Симон «See-LineWoman» это ярко видно. На маленькой сцене с минимальным расстоянием между танцовщиками существует четкая координация порывистых, резких движений. Пиком такого взаимодействия становится финал этой мизансцены – танцовщики медленно собираются в центре и организуют сложную скульптурную группу, которая продолжает двигаться под трек Бена Фроста «Theory of machines». Исполнители совершают медленные движение руками из стороны в сторону, замирают, переходят в стойку на голове, встают, раскачиваясь корпусом, замирают. И снова тишина сменяет музыку. Через мгновение мы услышим дыхание оставшихся трех исполнителей. Громко, отчетливо, точно так же, как звучали слова, произносимые невидимым голосом в начале спектакля – один ритм, одна частота. Нарушает тишину бег по кругу танцовщиков, через мгновение скрип кроссовок заглушит песня Канди Стейтон. Несколько кругов сделано. Исполнители распределяются по сцене. Бег сменяется прыжками на двух ногах, с одной на другую.

Так настойчиво, но без давления, голос раз за разом в начале уверял нас в том, что в этот час нам ничего не угрожает, что к середине постановки его уже нет физически, но продолжаем слышать его. Пластический текст, сопрягающийся с речью, дыхание танцовщиков и естественные звуки в сочетании с эстрадными и джазовыми произведениями, простые чёрные костюмы, обнажающие части тел (руки, торс, шею, голени) – все это действительно на мгновение отвлекает нас от реальности. Авторы спектакля, используя приёмы контраста, чередования, соотношение языка с хореографическим движением и проч., создают пространство условного молчания. Пространство молчания и тишины, в котором мы можем услышать себя и другого. Но для начала хотя бы себя – этого будет достаточно. С одной стороны, мы смотрим спектакль, с другой в нашей голове разворачивается свой спектакль, спектакль творящейся мысли. Но не в том, не в другом спектакле словно нет генеральной мысли, есть только поток входящих. Бесконечный поток мыслей одолевает нас во время тихих сцен, а как только звучит музыка, мы переключаемся на созерцание движения на сцене и в голове возникает пространство тишины. Можно было бы сказать, что в хореографическом тексте нет сюжета, скорее это действительно общая практика: зрителя с исполнителями. Все происходящее в зале направлено на работу с физиологическими процессами: концентрация – расслабление, которые дают не общее понимание постановки, а фокусируют внимание на личном, индивидуальном.

Хореографы в описании спектакля выносят цитату из «Сокровищ смиренных» М. Метерлинка, давая нам ключ к пониманию используемых приёмов в постановке и работе с ними. Спектакль построен таким образом, что мы со своим непрекращающимся потоком мыслей/метаний в момент представления не чувствуем ту гнетущую тяжесть коллективного молчания. Есть чередование тишины и естественных звуков пространства с легкой музыкой, это снимает напряжение. Соотношение языка и хореографических комбинаций показывает, что не только слово способно оживить наш собственный спектакль – существование.

«Качающаяся луна» А. Нарутто и О. Тимошенко в исполнении танцовщиков #IST26 прекрасно сделана композиционно, пластически. Спектакль не затянут, переходы от быстрого темпа к медленному создают ощущения вечной трансформации движения и возникающих диалогов. Отдельно хочется отметить прием перехода языка жестов в театральный. И то, как исполнители, работая в паре, например, в мизансцене со связанными шнурками, между партнерами совершают сложные поддержки. В конце исполнители снова создают сложную движущуюся скульптурную группу, связанную незримыми нитями. Как единый организм, с помощью перекатов, они покидают пространство сцены.

Во втором отделении танцевальная компания #IST25 представила работу, в названии которой присутствует энигматичное определение «Re-composition». По словам кураторов программы, «рекомпозиция» является одним из приемов «хореографирования», который осмысляется студентами, а именно осуществляется «попытка актуализации композиционных инструментов существующей работы прошлого». Интересно само вынесение на первый план того, что чаще всего остается за скобками – открытое взаимодействие с традицией. Так или иначе, любая работа не существует в вакууме, она к чему-то отсылает, с чем-то спорит, что-то подтверждает. Искусство современности «вписывает» себя в традицию разными способами – от созидания до разрушения, от оммажа до деконструкции. И то и другое позволяет смотреть на «оригинал» уже по-новому, через призму контекста «настоящего творящегося». Начинают проявляться, актуализироваться, и приобретать новые коннотации моменты, которые могли ускользнуть от пристальных взглядов современников.

Для работы методом «рекомпозиция» была выбрана знаковая постановка отечественного наследия «Оуэн и Мзи» Албертса Альбертса и Александры Конниковой (танцевальная компания По.В.С.Танцы) 2007 года. Танцовщики #IST25 консультировались с создателями работы, погружались в опыт создания спектакля, разбирали его структуру, приемы и т. д.

Первое появление танцовщиц на сцене сопровождается читкой «правил поведения». «Стоит приходить вовремя…», «Соблюдайте дресс-код…», «Попробуйте познакомится с человеком…». На сцене появляются девушка в полотенце и с мокрыми волосами и чуть позже – две танцовщицы. Они начинают взаимодействие друг с другом в прямоугольнике света. Голос прекращается, музыка переключает наше внимание на танцовщиц, иногда их движения синхронны, но чаще разнородны и непредсказуемы.

Пока происходит этот танец, на сцене начинают появляется новые персонажи – учительница, спортсмен, домохозяйка, победительница конкурса красоты, уборщица и др. Они ходят по сцене, иногда останавливаются для танцевальной фразы. Две танцовщицы в прямоугольнике обнимаются, после этого меняется свет на более контрастный, они продолжают танец, но в тишине. Слышны только движения и дыхание.

Через затемнение мизансцена меняется. Все персонажи встречаются по середине и распределяют, скорее всего, «Тайного Санту». И самой застенчивой попадается спортсменка, которая явно её пугает. Внедрение такого элемента привносит юмор, но не иронию.

На сцене снова высвечивается прямоугольник. К уже знакомым персонажам добавляются две девушки в белых платьях. Как и в оригинале – все исполнители кланяются перед зрителями. И если в спектакле 2007 года этими «персонажами в белом» являются абсурдные мужчина и женщина с пистолетами, одетые в рваные костюмы 18 века и парики, то здесь это две хрупкие девушки. Если в оригинале чуть позже появляется мужчина в золотом нижнем белье и с лилией в руках (символ чистоты), то здесь эти девушки и есть эти лилии. Вторая девушка начинает идти за первой, и когда происходит их встреча, все остальные персонажи падают на планшет сцены. Произносится фраза «не говори», девушки встают на свои первоначальные места, потом снова одна пытается догнать другую, и когда это происходит, они обнимаются.

Снова начинается проход по сцене всех исполнителей. Появляется персонаж в ватнике, который всем что-то предлагает. Звучат куранты, и все разбегаются, а за сценой мы слышим радостные возгласы.

Следующая часть работы происходит в «кабинке туалета», знакомой всем по спектаклю 2007 года. Сцена разделяется на две части: две танцовщицы танцуют, а параллельно происходит действие в кабинке. Двойственность происходящего, расщепление пространства и времени происходит за счет совмещения реального и абстрактного. Танец без начала и конца соотносится с конкретными и очень узнаваемыми историями из жизни. Для кабинки были выбраны образы: Мисс Воронеж, которая пытается собраться; девушка в ватнике, которая почему-то нелегально продает новогодние украшения, а девушка в деловом костюме покупает их; теннисистка, тренирующая удар ракетки; снова девушка в деловом костюме, наряжающаяся в новогодние украшения и опускающая лицо в блестки; девушка в розовых колготках, занимающаяся йогой и медитацией на сидении унитаза.

Снова затемнение и ближе к заднику сцены, девушка расстилает ковер, садится на него. Происходит действие «memento mori» с жуткими масками, напряженной музыкой и странными черными костюмами с длинными рукавами. Включается свет и снова все заполняют сцену. Мысль о смерти тут же вытесняет праздник.

В конце работы мы снова видим световой прямоугольник, но ближе к зрителю. Девушка так же сидит на стуле, двое танцовщиц выходят спиной, медленно разворачиваются, на них обезличенные белые маски. Снова звучит голос, работа заканчивается фразой Харуки Мураками из «Дэнс, дэнс, дэнс».

В уже кажется бесконечно далеком 2007 году, в сравнении с сегодняшним днем, действовали другие законы, была другая публика, другие проблемы, другие мы, и ни один театр и ни один спектакль без этого контекста не существует. В работе студентов Консерватории важно было не просто повторить, переписать, но погрузиться во все пласты спектакля, осмыслить точки создания произведения, изменив не только внешнюю форму, но проработав «внутренности», изнанку. Изначально при просмотре казалось, что эта работа полностью самостоятельна, она несет в себе абсолютно другую энергетику. Возможно, это и было определенной целью. Спектакль прозвучал не так провокационно, не так остро как работа 2007 года. На это, конечно, влияет и то, что участники – студенты. Провокационность им просто не нужна, они бы были в ней не органичны. Задача заключалась в том, чтобы уделить внимание процессу больше, чем результату. И это нисколько не умаляет заслуги показа.

Тема «то, что между двумя», которая красной линией идет через череду абсурдности первоисточника, кажется потерянной. Всё же абсурд является невероятно сложным для постановки, требует больших усилий. За кажущейся нелинейностью и бессвязностью важна работа каждого отдельного элемента на общий концепт. Этот хаос с точки зрения режиссуры – всегда строгий порядок, иначе работа бессодержательна и бессмысленна, ведь в конечном счете наша реальность является воплощением абсурдности. Поэтому так важна четкость мысли автора и исполнителя в спектакле. В работе студентов этой четкости не хватало. Не состоялось окончательного внедрения в традицию, однако произведена большая исследовательская работа, что само по себе ценно. Даже если с художественной точки зрения спектакль не вышел на уровень первоисточника, то с точки зрения обучения – это невероятный опыт. Через такой интересный подход открываются новые грани для восприятия, не только у танцовщиков, но и у зрителей.

На наш взгляд, программа «Искусство современного танца» не замыкается в себе, не скрывает свои методы и поиски языка. Они смело пробуют разные подходы и техники. Главными принципами остаются открытость перед зрителем и коллегами, желание сотворчества и исследование мира через танец, а исследование танца – через себя.