ПРЕДИСЛОВИЕ

«Что такое театр?

Вопрос философский, если рассматривать философию как рефлексию о первопричинах и о природе вещей…»

С этих строк начинается Предисловие к настоящей книге, с них же начиналась книга предыдущая. («Сущность театра», 1943. – прим. пер.)

За сущностью – существование.

Это будет продолжение начатого исследования. Очевидно, что направление его было обозначено в «Сущности театра» в главе «Категории драматические и категории эстетические».

После предпринятой попытки определить, что такое театр, философия театра смотрит на то, какой он есть – не театр сам по себе, но эстетические аспекты его проявления: театр трагический, театр драматический, театр комический, театр феерический. Эти прилагательные определяют то, что происходит на сцене, но в то же время проясняют, что такое экзистенция театра и экзистенция в театре.

Театр способен принимать столь различные формы именно потому, что эти категории существуют помимо театральности. Их изучение подтверждает наличие двойной связи между сценой и миром: одновременное их сближение и противопоставление.

Отсюда два исследовательских подхода.

Философия драмы – явление не новое; по большому счету, она была полностью сформирована еще до того, как метафизика встретилась с театром. К примеру, «трагическое» есть мировоззренческая категория, но театр идет дальше и воплощает это в образы. Более подробные исследования могут показать это на примере Гегеля, Шопенгауэра, и конечно Платона.

Если можно подойти к философии через театр, то почему бы не подойти к театру через философию?

Несмотря на то, что театру не принадлежит привилегия создания этих категорий, возможно у него есть по крайней мере право на то, чтобы их продемонстрировать – с той драматической чистотой, которая способствует точному анализу. Он предлагает коллекцию историй, которые были придуманы только для того, чтобы передать сущность драматического. Софокл представляет несчастия Эдипа по причине их трагической силы; Мольер выводит злоключения Господина де Пурсоньяка по причине их комизма. Публика беспрестанно обновляется, но она не перестает воспринимать ни это трагическое могущество, ни эту комическую силу. Итак, давайте же искать трагическое в трагедиях, драматическое в драмах, комическое в комедиях и фарсах, поскольку театральные произведения есть не что иное как набор событий и ситуаций, единственное предназначение которых состоит в том, что они должны быть явлены.

Требовать от трагедии чувства трагического, а от комедии чувства комического – не значит ли это бегать по замкнутому кругу? Чтобы сочинять или воспринимать трагедии, нужно знать, что такое «трагическое»? Или нужно знать, что такое «комическое», чтобы сочинять или воспринимать комедии?

Это бег по кругу, но это не будет порочный круг – это круг истинного познания.

Благодаря культуре и научному опыту, в нашем распоряжении имеется богатая терминология, а вместе с ней – блестяще разработанные концепции, смысл которых мы понимаем достаточно ясно, чтобы уметь их различать, но недостаточно для того, чтобы постигнуть их сущность. Так бравый солдат Лашес не сможет дать определение смелости, хотя и доказал, что она ему знакома. Набожный Евтифрон не сможет определить, что такое благочестие, хотя вся его жизнь есть свидетельство благочестия. А Сократ улыбается их замешательству.

Суть философского рассуждения в том, чтобы перейти от растерянности к истинному познанию, когда разум не может довольствоваться высвеченными очертаниями контуров, но ищет настоящий источник света.

Поэты, перу которых принадлежат подлинные трагедии, возможно не смогли бы объяснить, в чем суть трагического. Множество зрителей сумели воспринять это «трагическое», без всякой потребности дать ему определение. Вопрос не в том, чтобы преподать тем и другим урок, напротив – задача в том, чтобы извлечь урок из самого драматического события, в котором трагедия оживает во времени и пространстве, в очередной раз доказывая свои трагические свойства; из драматического события, в котором Гамлет воспринимается как трагический герой на протяжении уже почти четырех столетий, появляясь перед самой разной публикой, на самых разных сценах, каждый раз в новом исполнении.

Таким образом, историю театра можно воспринимать как богатый человеческий опыт, через который философская мысль может рассмотреть драматические категории в действии.

ГЛАВА 1
ДРАМАТИЧЕСКИЕ УНИВЕРСАЛИИ

I. Драматические категории

Сущность театра состоит из двух слов: tò δρμα или действие, tò θέατρον – место, откуда его смотрят. Так, согласно этимологии, действие есть суть драмы, и в широком смысле – театр всегда предполагает спектакль. Чтобы быть увиденным, действие должно быть показанным; то есть события, которые не происходили на самом деле, должны произойти в ходе постановки. Иными словами, представление вписано в саму природу этого искусства, которое является одновременно действенным (dramatique, tò δρμα. – прим. пер.) и театральным.

Действие свершённое и действие представленное можно оценивать по одним и тем же параметрам, оно попадает под те же категории. Это слово взято в значении, свободном от философии, поскольку вовсе не является философским термином: под категориями мы здесь будем понимать набор определений, с помощью которых можно квалифицировать действия и наши реакции; категории меняются в зависимости от ракурса их рассмотрения.

Взгляд с позиции морали: действия можно определить как хорошие или плохие, исходя из того, каковы были исходные мотивы и обстоятельства. Если действие связано с производством, то оно может быть полезным, бесполезным или опасным – это относится и к производителю, и к продукту; таков экономический взгляд. Если мастер, который что-то создает – художник, творец, то можно оценивать его деятельность с эстетических позиций и назвать его работы прекрасными либо ужасными.

Но есть и другие параметры. Человечество под угрозой атомной бомбы – это по-настоящему трагично!.. Шахтеры, погребенные в своей шахте – какая драматическая катастрофа!.. Как комично морализаторство старой кокетки, такое категоричное, такое запоздалое. Оценка действия здесь не связана ни с этикой, ни с производством чего-то полезного, ни с созданием прекрасных произведений. Увидеть комизм в категоричности, которую хорошо забытое прошлое должно было бы немного смягчить, не значит сказать, что она хороша или плоха: достоинство всегда прекрасно, даже если его проявления бывают забавны. Катастрофа останавливает деятельность шахты – в этом драматизм события? Очевидно, что нет. Представляя будущую Хиросиму, Нерон, возможно, наслаждался бы красотой зрелища: трагическое требует другого рода внимания.

Итак, действие не всегда можно определить в категориях моральных, экономических, эстетических, и даже нашего повседневного словаря будет просто недостаточно. Что это значит?

Речь в первую очередь об эмоциональном впечатлении, точнее, серии впечатлений, поскольку трагическое, драматическое и комическое порождают разные переживания; можно было бы множить нюансы, говоря о буффонном, бурлескном, фееричном или фантастическом… Неважно как именно на нас воздействуют, важно, что эмоциональное впечатление всегда относится к источнику воздействия: в приведенном примере это то, что происходит, то есть событие, а еще точнее – событие и созданный ими контекст.

Бомба сброшена, ее механизмы сработали – вот исходное событие; бесчисленные жертвы, разрушенные города, опустошение колоссальной территории – вот сопутствующие обстоятельства или же цепь наиболее очевидных последствий, которая в дальнейшем создаст новую политическую ситуацию для стран-участников конфликта, и новую этическую ситуацию для всего сознательного человечества. И если почтенная особа на светском вечере ведет себя крайне категорично по отношению к другим, чего никогда не позволяла по отношению к себе, то именно это маленькое обстоятельство заставляет вспомнить о её былых приключениях, нисколько не аскетичных, именно этот контраст дает увидеть ситуацию в полном объеме: за маской отшельника и ханжи скрывается бывший дьявол. Таким образом, трагическое, драматическое, комическое и другие категории этого порядка определяют развитие действия в том смысле, в каком исходное событие формирует те или иные обстоятельства.

Событие и обстоятельство разделяет простая условность. На языке повседневной речи происходящее относится и к ситуации, и к событию. Что произошло в этой шахте? Несчастный случай и десять смертей. Мы воспринимаем исходные обстоятельства как череду событий, каждое из которых порождает новые обстоятельства, каждое из которых состоит из событий, которые, в свою очередь… и так далее. Смерть шахтера – событие, которое поставит его семью в некую новую моральную и материальную ситуацию, формируя цепь последствий: нервный шок, серьезное эмоциональное потрясение матери, существенное сокращение ресурсов, которое отразится на жизни детей и проч. Событие и созданные им обстоятельства неразделимы, как два проявления единого ритма. Возможно, этот ритм сменяющихся событий имеет в основе своей драматическую структуру и является экзистенцией истории?

Не столь важен масштаб – сброшенная бомба или брошенное слово, сам факт свершенного действия вписан в поток времени, в котором оно происходит лишь раз, в котором то, что произошло не могло не произойти. Время безжалостно и необратимо, находясь в его потоке, взрослый человек не сможет снова стать ребенком, и даже сам Господь Бог не в силах «отмотать пленку назад»; время – суровый хранитель, здесь ничего не исчезает, кроме разве что юности. И раны оставляют напоминания о себе в виде рубцов, а ошибки отзываются угрызениями совести. Это время можно определить как историческое, оно отличается от математического этой двойной природой: то, что случается, проходит и не проходит. В тот момент, когда случается событие, за ним следует ряд последствий, которые придают событию протяженность во времени. Бомба падает – вот свершившееся событие, но его последствия – человеческие жертвы, разрушения, военные уроки продлевают это событие в бесконечности других событий, которые, если можно так сказать, придают ему форму. В этом смысле трагическое, драматическое, комическое и другие похожие категории, которые мы используем для определения событий и последствий, есть способ исторического подхода.

Так, событие и последствия являются историческими, даже если о них не упоминается ни в одной книге. Несмотря на то, что моя персона столь незначительна, моя жизнь – история и то, что со мной происходит – исторично. Эти слова определяют мою экзистенцию, а не мою ценность.

Каждое мгновение я нахожусь в центре, на периферии или перед лицом событий, которые связаны цепью последствий настолько крепко, что даже самое банальное существование обязано не только наблюдать за предметами и хранить идеи, но обдумывать то, что происходит; не только предугадывать намерения других людей и читать между строк, а не просто двигаться наугад. Трагическое, драматическое, комическое и другие категории этого порядка восходят к психологии повседневной жизни, точнее к той её главе, которая должна быть посвящена психологии человека, представленного перед судом истории.

Месье Тест отрицает трагическое и драматическое исключительно потому, что они связаны с исторической экзистенцией, то есть находятся ниже «тех абстрактных проблем, где я всецело нахожусь» [Paul Valery. Monsieur Teste. Gallimard, 1927. P.113].

Театр не апеллирует к этим категориям, хотя ему могло бы принадлежать право их создания. Драма пришла в мир раньше, чем попала на сцену. Греки придумали трагедию, чтобы выразить трагизм положения человека во вселенной. Эта «комедия в сто актов» разворачивается и в городе, и при дворе, а оттуда попадает в басни или на сценические подмостки. Если мы говорим о драматических категориях, то именно эти прилагательные придают воплощению точность и весомость.

«Драматическое» позволяет дифференцировать драму, разделить ее на категории. Драма, в свою очередь, есть действие – свершенное или представленное, поставленное на сцене или показанное на экране, изображенное на холсте, застывшее в камне, переведенное в мелодию. Использование драматических категорий не ограничено рамками одного только драматического искусства. Прежде чем дать определение театральным историям, они определяют истории человеческого бытия и выходят за пределы искусства как такового. С другой стороны, все искусства в какой-то степени подражают действию или отсылают к нему, то есть также могут пользоваться драматическими категориями: существуют трагические романы, фантастические фильмы, бурлескные танцы, комические рисунки, музыкальный юмор и проч. Однако лишь драматическое искусство par exellence есть искусство, которое представляет действие не в словах, не на холсте и не в мраморе, но оживляет его здесь и сейчас через экзистенцию актера ( Конечно, слово «драматический» чаще всего употребляется в двух значениях: в широком смысле, который относится к драме и в том, который мы только что определили как «драматические категории» и «драматическое искусство». Также оно употребляется в значении «категория драматического», что не относится ни к трагическому, ни к комическому. Подобная неоднозначность привычна и нисколько нас не смущает; как говаривал Мальбранш: не будем терять время «на определение терминов, их смысл выяснится в ходе беседы». – Прим. авт.).